Ульрих Рихардович Фохт

УЛЬРИХ РИХАРДОВИЧ ФОХТ

доктор филологических наук, литературовед

"Да, нельзя предать забвению облик такого человека. В предлагаемом очерке нам больше всего хочется рассказать именно о связях Фохта с «живой жизнью». Фохту и везло, и не везло в жизни. Читателю наверняка интересно узнать: кто его родители? как он оказался в Нежине? Это занимательная история и ее стоит рассказать" (Б.Ф. Егоров)

Отец Фохта был классическим представителем типа германского профессора-юриста: погруженный в науку, он совершенно пренебрегал бытом, если не считать некоторой немецкой расчетливости. Узнав в «оттепельное» время реформ Александра II о приглашении иностранных ученых в российские университеты на льготных условиях, он соблазнился перспективами и стал профессором Петербургского университета. Будучи экономным холостяком, Фохт счел неразумным держать конный экипаж с кучером и завел всего лишь верховую лошадь, которую пристроил в какой-то конюшне близ своего жилья. И верхом путешествовал в университет и обратно.

Как-то трусил Фохт-отец на своей лошадке мимо Зимнего дворца. И надо же было у окна второго этажа оказаться императору Александру III. Царь удивился, увидев странную штатскую фигуру, явно без военной кавалерийской выправки, нахмурился и послал какого-то адъютанта узнать, кто это. Догнали, выяснили, рапортовали: профессор университета Фохт. «Сегодня же сообщить профессору Фохту, что я запрещаю ему ездить верхом», — резюмировал Александр.

Фохт был глубоко возмущен таким приговором, счел себя оскорбленным и немедленно подал прошение об отставке. Оно тут же было принято. А ведь профессор рассчитывал, что его будут уговаривать, но администрация и не подумала. Что же делать? Ехать на родину, где за четверть века его уже забыли и где вряд ли найдется вакансия в приличный университет?

Он стал ежедневно ходить в Министерство народного просвещения, где ему после нескольких отказов предложили наконец место в Нежинском историко-филологическом институте, наследнике знаменитого Нежинского лицея. Фохт-отец был вынужден согласиться — и так и остался там навсегда. В Нежине неожиданно разрушилось одинокое существование профессора. Семидесятилетний холостяк влюбился в молодую циркачку! Какой-то бродячий цирк задержался в Нежине, и Фохт вдруг зачастил на вечерние представления. Молодая наездница ответила ему взаимностью. И вот плодом этого необычного брака и явился Ульрих Рихардович. Он великолепно сочетал в себе гены родителей. С одной стороны — теоретик, схематик, с явно немецким строгим строем мышления, с другой — удивительно раскованный, почти насквозь безалаберный, постоянно влюбляющийся, кумир аспирантов и студентов благодаря артистизму, живости, остроумию… https://magazines.gorky.media/zvezda/2003/7/syn-professora-i-artistki.html

Годы Великой Отечественной

В 1923 году Фохт окончил Нежинский педагогический институт народного образования. Вскоре молодой выпускник института перебрался в Москву, и вся дальнейшая его жизнь протекала в столице. Он много преподавал в московских пединститутах.
В самом начале войны Ульрих Фохт, как и сотни других штатских москвичей, записался в народное ополчение и отправился на фронт. Плохо обученные, плохо экипированные (часто не хватало винтовок и патронов) ополченцы несли колоссальные потери, на дальних подступах к столице остатки многих частей были расформированы, Фохт вернулся в Москву и вместе с областным пединститутом имени Н. К. Крупской, где он работал доцентом, отправился в эвакуацию в Магнитогорск. В Магнитогорске он вместе с коллегами продолжил работу в Магнитогорском педагогическом институте. (Б.Ф. Егоров, Звезда, № 7, 2003)

На Ульриха Рихардовича нельзя было глядеть нейтрально: он у всех должен был вызывать какое-то обостренное отношение к себе, эмоционально окрашенное. Ты приходишь на лекцию, вынимаешь гроссбух для конспектов, пытаешься выдать на-гора трезвую деловитость.

Но если читает Фохт, - засунь ее себе… вот именно, обратно в папку!

Приготовься к тому, что у тебя будет меняться температура: нет-нет, а подскочит!

И такая же штука с кровяным давлением, о котором ты думал, что оно только у старых бывает…

Дело в том, что на кафедре - страстный мужик. Полагающий, что "... дело литературы - приводить в движение именно страсти. И мысль - путем подогрева страстей.

А бестемпераментно относиться к русской литературе способны разве что евнухи! В смысле - невежды и бездари…"

У.Р.Фохт

1-е здание Магнитогорского педагогического института (пр. Пушкина, 21)

Но здесь его также ждало тяжелое испытание — арест. Советских немцев сталинский режим с самого начала войны неукоснительно отправлял в сибирскую или казахстанскую ссылку, в трудовые лагеря, а то и просто в ГУЛАГ. Фохт был лишь наполовину немцем, по отцу, но в паспорте в пятом пункте стояла именно эта национальность, и его владельцу предстояло вынести все дикие репрессии, которые ему были уготованы свыше. При аресте Фохт узнал, что спасти его может лишь какой-нибудь звонок или телеграмма из ЦК партии. Но кто там знает рядового ученого?! Еголин! А. М. Еголин, предвоенный литературовед, преподаватель московских вузов, а с 1940 года — работник ЦК. В войну он стал там большой шишкой. Вся надежда была на Еголина. Кому-то из ближних Фохта удалось дозвониться до вельможи, и он оказался человеком, а не трусишкой: подсунул Сталину на подпись бумагу, где расхваливались достоинства Фохта и сообщалось об аресте. Сталин начертал: «Разобраться» — и этого оказалось достаточно, чтобы два полковника из соответствующего учреждения пришли выпускать Фохта на свободу со словами: «Если у вас будут какие-либо затруднения — обращайтесь прямо к нам». Однако Фохт не стал искушать магнитогорскую судьбу, где люди были на виду, и постарался при первой же возможности вернуться в Москву (чуть ли не в 1943 году, т.е. еще в середине военных лет) . Не тут-то было! И здесь его арестовали, приготовили к высылке из столицы. И снова его спас Еголин: теперь уже достаточно было предъявить копию той сталинской резолюции, чтобы Фохта освободили. Вечная хвала Еголину, оставившему в литературоведческом кругу в общем-то унылую память: чиновник, посредственный ученый и т.п. — а вот, оказывается, этот бюрократ мог подниматься над страхами твари дрожащей и совершать мужественные поступки.
http://viperson.ru/articles/yuriy-mann-filologicheskie-vospominaniya

Талантливый ученый и педагог не отличался собранностью и аккуратностью, он мог годами не выполнять полагающийся в академическом Институте мировой литературы план научной работы. Начальство держало его, зная его выдающуюся способность снабжать интересными идеями коллег, аспирантов, подготовителей симпозиумов. Директор института Б. Л. Сучков прямо говорил, что "Фохта надо сохранять как бродильное начало". (Юрий Манн: Филологические воспоминания)

“

.... о Жуковском, Чаадаеве, Пушкине, Гоголе, Белинском и всех остальных он приносил нам нечто воистину новенькое. Такое, что буквально не терпелось выложить. Одно лишь притормаживало и кругами возвращало его вспять: чтобы это новенькое оценилось по достоинству, требовались слушатели, неплохо знающие старенькое, уверенно ориентирующиеся в эпохе и кое-каких феноменах искусства вообще…

Еретическая папироса, с которой он всегда входил в аудиторию, потухла и работает теперь, как закладка. Он подрагивает весь, как нетерпеливый конь, он прицеливается, он выбирает лица, для которых не жаль саморастраты - и надо же, находит такие! И начинаются эти его петли назад.

Русский синтаксис, которым он владел, как музыкой, позволял ему еще и набеги на искусительный, вкуснейший новый матерьялец - новый будто для всех, для науки о литературе в целом ... (Полонский Георгий)

Весной 1952 года, в тревожное и репрессивное время за несколько месяцев до смерти Сталина он снова попал, теперь уже в идеологическую, мясорубку. Будучи преподавателем областного пединститута, любимцем студентов, позволявшим себе произносить нестандартные, а иногда и опасные для того времени мысли, он, конечно, был ненавидим партийной шушерой. Искали повод, а таковой всегда можно найти. Защиту невинной диссертации В. И. Глухова («Некоторые особенности реализма Пушкина и Гоголя на материале Евгения Онегина» и Мертвых душ»»), где Фохт выступал оппонентом, превратили в двухдневный шабаш, в разгром и провал аспиранта, да еще и в идеологический мордобой кафедры и лично Фохта. Он же наотрез отказался каяться и признавать несуществующие ошибки, за что был изгнан из института. Через год с небольшим министерство устроило проверку института, и тут совершилось все наоборот: выгнали ректора института и восстановили на работе Фохта.

Московские коллеги могли бы поведать немало веселых историй, связанных с Фохтом, но были и грустные рассказы. Пожалуй, самый драматический — финальный рассказ уборщицы академического подмосковного санатория осенью 1979 года, где Фохт отдыхал и где скончался. Несмотря на почтенный возраст и нездоровье, он старался не лишать себя приятных развлечений и не отказывался ни от полуночных танцев с молодежью, ни — в санатории! — от спиртного. Проведя бурный «молодежный» вечер (да и часть ночи), он под утро почувствовал себя очень плохо и не встал к завтраку. Служительница, придя после завтрака убирать комнату, застала его лежащим на кровати одетым; на ее удивление, что он в таком виде и что не пошел завтракать, Фохт ответил отрешенно: «Не беспокойтесь, мне уже ничего не нужно. Я буду сегодня умирать». Та не поверила, ушла — но он в самом деле умер в тот день, не вставая. https://magazines.gorky.media/zvezda/2003/7/syn-profe..

Ульрих Рихардович все-таки оставил по себе и письменную, т.е. печатную память. Теоретик божьей милостью, он, занимаясь в историческом плане главным образом Пушкиным и Лермонтовым, больше всего интересовался теоретическими выводами из историко-литературных штудий, поэтому основные темы его книг и статей — методы писателей XIX века (романтизм и реализм), типология разновидностей методов, внутренние законы литературы, методология современных литературоведов.

Отметим в первую очередь его книги: «Пути русского реализма», 1963; «Лермонтов. Логика творчества», 1975 — и главные статьи: «Внутренние закономерности историко-литературного развития», 1959; «Отражение, изображение, выражение» как термины литературоведения», 1963; «Некоторые вопросы теории романтизма», 1967; «Типологические разновидности русского реализма», 1969. Значительна также его роль научного редактора.

Работая в вузах, Ульрих Фохт историко-литературные курсы лекций, как вспоминают его слушатели, тоже читал с теоретическим уклоном, стремясь объяснить обилие фактов общими закономерностями общественного и художественного развития.